Роман Ментюк: я не на Ferrari был, и со мной не банда ехала

 
5139
26 октября 2012 в 21:36
Автор: Андрей Журов. Фото: Максим Малиновский
Автор: Андрей Журов. Фото: Максим Малиновский

Эта история уже успела как-то позабыться, а в 2008 году она обсуждалась не только в Беларуси. Имя Романа Ментюка стало нарицательным, а словосочетание «живой щит» — устойчивым выражением. Водитель Volkswagen Golf на большой скорости двигался в сторону Минска по Слуцкой трассе. Один экипаж ГАИ безуспешно преследовал его, а инспекторы, ехавшие навстречу, не придумали ничего лучше, чем остановить обычные автомобили и таким образом заставить притормозить нарушителя. Но произошла авария, пострадали люди. Потом было несколько судебных заседаний, отставки в ГАИ. Антигерой той истории Роман Ментюк, осужденный на пять лет, два месяца назад вышел на свободу, а сегодня мы спросили, как он сейчас оценивает те события.

Роман Ментюк вышел раньше срока, 7 сентября — по амнистии. Как признался нам, сам не ожидал, что окажется на свободе досрочно. Мы нашли его на одном из предприятий в Молодечно, где он работает грузчиком. На наши вопросы отвечал спокойно, без эмоций. Мы не хотим в этом интервью никого защищать, выгораживать или обвинять и даем ответы, что называется, без купюр. И так все понятно.

— Тот вечер хорошо помните?

— Я каждый камушек, каждый метр на той дороге помню… Тогда забирал свидетелей на собственную свадьбу из Гомеля. До Минска оставалось 120 километров. На выезде из Слуцка меня начали останавливать сотрудники ГАИ. Жена говорит: ГАИ была на дороге… Я говорю: да не было никакой ГАИ. А она: да нет, стояла. То есть я проехал мимо с превышением. Через минут пять увидел, что за мной едут.

— С мигалками?

— Ну да. Вы понимаете, у жены родственники серьезные. Свадьба, все дела. Не захотел проблем.

— А что значит серьезные — строгие?

— Ну да. Я не захотел проблем, тем более когда увидел, что «Лада» одиннадцатая… Вот и решил чуть-чуть ускориться и оторваться.

— А почему решили не останавливаться? Может, у вас уже был успешный опыт ухода от погони?

— Нет. Но просто я знал, что это в принципе возможно. По разговорам. У кого-то это было, я где-то слышал. Притопил немного и поехал… Жениться очень хотел. Свадьба на 14 марта была назначена. Конечно, ее отменили — мы же все в гипсах были… А сама авария случилась 2-го.

— Все-таки зачем было так срочно свидетелей везти в Минск?

— Друг говорит: забери меня пораньше, репетиция, приготовления, все дела.

— Вернемся ко 2 марта. Дорога свободная была?

— Я бы не сказал. Трасса, не поздно, машин достаточно было. Хватало.

— В 2008-м говорили, что во время преследования вы постоянно создавали аварийные ситуации…

— Да никто ничего не создавал. Я ж говорю: одиннадцатую «Ладу» увидел метров за 200… Положил все, что было в этой машине, и оторвался… Понимаете, их не было до самого Минска. Точнее, они появлялись на середине, может, через минут 15… Я скорость сбрасывал. Я — опять по газам, а они снова пропадали. Это они говорят, мол, кто-то им фиги показывал, не давал обогнать. Но это нереально на такой скорости, ничего такого не было. Считаю, им надо было какой-то негатив в отношении меня сформировать.

Дальше я все помню. Когда заезжал в Сеницу, у меня скорость была 170 км/ч. Я бросил машину на нейтралку. Мне еще жена говорит: «Рома, осторожно, давай потихоньку останавливайся». Никаких препятствий, ничего не было. Плавный поворот, хорошая дорога… Тут еще какой момент — следственный эксперимент проводили днем и без меня. Установили, что машины видны на расстоянии 400 метров. Говорят, мол, ты их видел и имел возможность остановиться. Но я мог видеть их и с расстояния в километр. Но что мне должно было сказать, что они стоят на месте?

— Стоп-сигналы не горели?

— Горели. И габариты тоже. Но поймите — неясно ночью, стоит машина или едет. А вот если бы работала «аварийка», то я бы увидел препятствие. В ПДД как сказано: при обнаружении препятствия… Ну а как мне его обнаружить, если оно ничем не обозначено? Здесь уже не скажешь: не гони, тише едь… Стоят просто четыре автомобиля на дороге, они ничем не обозначены… Мне нужно было додуматься, что они стоят. Просто нереально.

Я повторяю: хорошо видел эти машины, смотрел в зеркало заднего вида — появится ГАИ или не появится. Ну и наблюдаю за дорогой впереди. А уже оставалось метров 15, пространство для движения не нашел. Я что-то попытался… Они написали «вильнул перед ударом, пьяный был, вот и вильнул»… Я понимаю, пьяный проехал 118 километров на такой скорости, никого не задел, никого не сбил, со всеми разминулся, там были сужения из-за ремонта дороги, а здесь перед машинами вильнул и разбился. Я только в последний момент понял, что они стоят.

— Но вы были пьяны в тот момент?

— В тот вечер? Знаете, бутылка есть такая соломенная, плетеная… Я не знаю, что там за бутылка была, может, 8—9 градусов. Вот эту бутылку на семерых… Ну да, фактически я выпил. Но пьяный я не был — настолько, чтобы не видеть, не соображать, куда еду.

— Также сразу после инцидента на Слуцкой трассе вас цитировали газеты: «Нам было просто весело в машине». Это так?

— Да никак было. Просто ехали, слушали музыку, договаривались, как сделать в Минске. Смотрю назад: ГАИ нету. Говорю, если мы дотянем до кольцевой и они не появятся, то все… Как они говорят, я был настолько пьян и мог попасть в историю похуже. Но ничего такого не было. Все было в порядке. Рядом со мной сидел друг с правами. Если бы он видел, что есть угроза, то что-то предпринял бы. Какой бы там ни был друг. У всех одинаковый инстинкт самосохранения. А когда идет погоня, то он бы что-то думал.

— Что произошло после столкновения?

— Жена, мой друг и я были без сознания. Только одна моя пассажирка видела, что было. Она рассказывала, что люди выбежали из машин и стали тушить наш автомобиль. Он загорелся. Долго не могли достать нас… Юре Пашкевичу [водитель BMW, именно эта машина приняла основной удар — прим. Onliner.by] не давали выйти, он сориентировался, что взрыв может произойти. Сотрудники ГАИ сами не поняли, что им делать. Они не думали, что такие последствия будут… BMW пролетела 36 метров и разбила еще две машины ГАИ. Как в бильярде, удар простейший — в лоб. Вот так. Потом ГАИ кричала на людей. Две машины, точнее, три вообще не пострадали — они отправляли их домой.

— А вот вы сказали о Юрии Пашкевиче так, как будто с ним общались…

— Нет. Он может не поверить мне, но я понимаю его. Я извинялся и просил у всех прощения. Как бы то ни было — я не ставил их на дорогу. Но были такие моменты, когда он винил меня. Да ради бога! Что ж я сделаю… Делали люди в форме, а что я… Если бы знал, что въеду в машину, где маленький ребенок, то, честно скажу, лучше бы в лес заехал. Пять лет, да бог с ними.

— Но мы отвлеклись. Когда вы очнулись?

— В больнице. Врач мне кричал: ты убийца, людей погубил, ребенка. Он сам ничего толком не знал. Никто из милиции не пришел. Но начали звонить со скрытых номеров, угрожать: убегайте, хоронитесь, для вас все закончилось в жизни, вас больница спасает. Никаких подписок о невыезде никто не брал. Мы выписались, и на тот момент к нам из правоохранительных органов никто не пришел. Поехали домой, тогда жили в Минске. Жена из столицы. Потом вызвали в ГАИ. Там предъявили два протокола об административных наказаниях. Я еще спросил: это все, что вы мне предъявляете? Да, говорят, радуйся — ты в рубашке родился, ГАИ виновата. Подписал административную бумажку, что в случае моей неявки в суд прошу рассмотреть дело без меня. А потом мы поженились. Свадьбу отменили, а роспись — нет. Со злости решили — возьмем поженимся и все!

А где-то 16 марта к нам приезжает милиция. Двое сотрудников, обычные лейтенанты: «Вы Роман? Собирайтесь, поедем». Поинтересовался, почему, что, куда, собираются ли меня арестовывать. «Все, едем, собирайтесь», — сказали. Когда садился в их машину, заметил другой автомобиль, а там ребята в черном, кто они — до сих пор не знаю. Привезли куда-то, я даже не знаю, какой это был район… В общем, меня хотели арестовать. Я им говорю: не могу здесь находиться, с меня только сняли гипс, ключицы, ребра — все поломано. Отвечают: мы тебе не верим. Хорошо, говорю, сажайте в камеру, а потом мне станет плохо, будете потом… Везут в больницу в Боровлянах, опять же ребята в черном едут за нами. Врач делает снимки, выбегает: «Ему опять гипс надо накладывать. Вы что делаете? Какое КПЗ? Какое арестовать?» Меня снова кладут в больницу. Человек, который ехал за нами, звонит по телефону: «Что я могу сделать, если врач положил его в больницу?» Облаял двух этих милиционеров и уехал. Короче, кто-то их курировал.

После этого я решил уехать. Понимаете, дело не в том, что я боялся сесть в тюрьму. Мне просто не понравился этот человек в черном, что никто не пришел в больницу… Разобраться нормально они не могли. Потом эти угрозы по телефону. Предложил жене: давай уедем. По закону никто ничего не предъявлял, и мы могли уехать. По этим двум протоколам дали только штраф около трех миллионов. А на суде раскачали, что скрылся из-под следствия, находился в розыске… Ничего такого не было. То есть я был потом в розыске, но изначально ничего такого не было.

— Что было потом?

— Позвонил друзьям, и мы уехали. Сделали так, чтобы никто не знал, где мы. Дня три побыли в Минске, а потом уехали в Москву.

— Вот именно. На волне резонанса вы неожиданно появляетесь на шоу одного из российских телеканалов…

— Поехал только по одной причине — чтобы была огласка и не случилось того, чего я боялся. Нам же звонили: и мне, и жене… Угрожали. Понятно, что на передаче не очень получилось рассказать свою точку зрения. Не каждый день бываешь на таких передачах. Кто-то из журналистов стал говорить: вот, ты судимый, в школу не ходил.

— А он не прав?

— Да какой бы я ни был, зачем мне говорить, кто я такой? Нужно разбираться с тем, что произошло.

— И начался розыск…

— Как я понимаю, он начался после выхода передачи в эфир. Иначе бы я туда просто не доехал, там же везде паспорт надо показывать. Мне звонят друзья: по всему Минску ваши фотки висят, вы же в розыске, на вас уголовные дела, подписки о невыезде. Я говорю: какие дела, впервые слышу. Просто не любят, когда мусор из избы выносят, наверное.

— Затем вас задержали в московском зоопарке?

— Вот еще одно вранье: на самом деле меня задержали в Краснопресненском районе, да, там зоопарк недалеко, но я близко не был около него. У моей жены есть сестра, наши оперативники ею занимались. Ну что там девчонку запугать… Ну и она звонит нам: вот, вы собираетесь уезжать (мы хотели поработать в другом месте), давайте встретимся — попрощаемся. Я без задней мысли: ну давай. А там уже операция идет. Говорю: ребята, вы как за бен Ладеном приехали, в самом деле, я ж и не прятался.

— Что было на судебном процессе?

— Попытался участвовать. Меня никто не слушал. Задавал вопросы: «По каким признакам я должен был обнаружить препятствие? И как должен был обозначить? Хотя бы людям сказали включить аварийную сигнализацию». Начинается какая-то другая тема. Мне просто не отвечают. Естественно, за 400 метров, как установили на следственном эксперименте, я бы увидел эти машины, что стоят. А так смотрю — едут. В результате незаконных действий произошла эта авария, не моя это вина. Включи мигалку, я ведь здравомыслящий человек — я бы остановился.

— Какими были четыре года в колонии? Все-таки это большой срок.

— Сначала я не мог адекватно реагировать, а потом понял, что безответственно поступил. Я знал, почему там очутился и что меня ждет. Считаю, в полной мере заплатил за ошибку. Главное, что никто не погиб. Помимо этой ситуации я много других ошибок совершил по жизни. С первой супругой, Галиной, некрасиво поступил, а сейчас она меня дождалась, и мы живем вместе. Меня задержали в июне, а она в мае родила и растила моего ребенка. Она много пережила, в роддоме смотрела, как я женюсь во второй раз. Не каждая бы так поступила. А с Ольгой, с которой мы разбились на Слуцкой трассе, мы расстались. Она же девочка умная, решения сама принимает, решила не ждать пять лет.

— Вы ту ситуацию отпустили?

— Меня не хотят отпускать. Иски какие-то требуют. Вообще не слышал о них. На суде спрашивал по поводу двух протоколов. Мне прямым текстом отвечали: не было никаких протоколов. А сейчас пришли исполнительные листы. Причем в зону не пришли, а сейчас я их получил. Требуют три миллиона. За нарушение ПДД, это штрафы.

Был же еще суд по гражданскому иску, во время которого меня оправдали — за разбитые машины. Истцом выступала ГАИ, они пытались получить компенсацию за поврежденные служебные автомобили в страховой компании. А там им отказали. Они решили подать в суд на меня и жену.

— Но об этом процессе никто ничего не сообщал.

— Так а кто об этом будет писать? Это было спустя год. Ко мне пришел исковой отдел и говорят: ты будешь ознакамливаться и признавать? Я говорю: конечно, нет. Суд я выиграл.

— Два месяца прошло, как вы вышли на свободу. Что изменилось — люди узнают, спрашивают?

— Сильно меня никто не осуждает. Многие даже понимают. Конечно, говорят, что надо было остановиться, но они не были в той ситуации. Понятно, что надо было остановиться. Но раз не сделал, это ж не значит, что нужно было выставлять кого-то под колеса. А сейчас у меня планы просто жить, с семьей.

— После того резонансного случая были проведены спецучения ГАИ, вносились изменения в инструкции. А что бы вы посоветовали делать в таких случаях, так сказать, взгляд с другой стороны? В Италии полиция едет до тех пор, пока не закончится бензин у преследуемой машины, в США — таранят.

— Просто нужно было подумать. Не надо было стрелять, ежи раскладывать. Я не на Ferrari ехал, и со мной не банда была, которая банк ограбила. Если бы препятствие было, то я бы остановился. Ну не хочу я с сотрудником ГАИ общаться. Захотел и поехал, так что сейчас делать? Поэтапно все нужно. Если бы я был гаишником, то смотрел бы на эту машину, пытался понять, как она движется. Есть же машины, которые вообще не надо догонять. Но преследование в моем случае было законным. Все нормально.

— Вы знаете, что во многом благодаря интернету эта история получила такую огласку, и многие воспринимают вас как антигероя. Имя Романа Ментюка стало нарицательным.

— Просто люди правду не знают.

— А правда выше?

— Люди говорят о том, что услышали или прочитали. Как тогда одна газета писала: вот, на судебном процессе стоит товарищ Ментюк, мы увидели, что у него руки сцеплены за спиной, почему — ведь дело из легких преступлений переведено в разряд тяжких? А! Он же закоренелый преступник, ранее судим, это привычка уголовников. Зачем вот так? Нужны нотки. А люди читают! Этот уголовник за два месяца до аварии укладывал плитку в двадцатиградусный мороз на коленях. Не ходил, не воровал.

— Но ведь были уголовные дела.

— Да ничего там и не было по сути. По малолетке была судимость. Но тогда время было такое — ни компьютеров, ни телефонов. Сидели во дворах с гитарами, дрались на дискотеках — с кастетами, колами. Ну да, в квартиру мы там залезли. 17 лет мне было. Потом получился у меня угон. С дядькой отдыхал, сидели в квартире, он уснул — я уехал кататься на его машине. Он проснулся и не мог вспомнить, у кого она, и написал заявление. И здесь милиция меня не очень любила, а по закону дядька не считался близким родственником, и он не смог забрать заявление. Покатался с друзьями, ехал обратно в город, меня остановили сотрудники ГАИ — ты угнал машину, и все. Дали мне три года. В другой раз ребята пьяные подошли, начали оскорблять, денег просить. А я с двумя девушками был. Ну я постучал им — хулиганка, три месяца ареста. Трезвый, все… А посадили меня, потому что судимый.

— Сейчас вы бы у кого бы попросили прощение?

— У Леры маленькой, дочери. И у всех людей, которые были на Слуцкой трассе. Хорошо, что все они живы и здоровы. Вы же понимаете, что могло бы быть, случись что с ребенком. А за руль меня даже не тянет. Ту ситуацию я вспоминаю каждый день, каждые два часа. Сейчас работаю грузчиком, когда нужно ехать за товаром, меня везет водитель, и, сами понимаете, дорога, машина, полоска белая, которую я прекрасно помню с той ночи, встречные автомобили…

Любое копирование текста и фотографий возможно только с разрешения редакции.