На глазах матери пострадавшей девочки во время заседания периодически появлялись слезы. Правда, на суд женщина пришла совсем с другим настроением: ведь ее дочь, пережившая клиническую смерть и кому, сейчас пытается ходить и говорить. «Это пример настоящего чуда!» — говорят в Белорусском детском хосписе, сыгравшем важную роль в выздоровлении Кати. Однако, как в любой сказке, в этом сюжете есть не только добрые персонажи. В конце минувшей недели прошло очередное заседание суда. Уголовное дело было возбуждено в отношении водителя Honda, сбившего школьницу. Пожилой мужчина был многословен, эмоционален, активно жестикулировал и обронил симптоматичную фразу, определявшую позицию: «Я главный контактный… Как назвать? Свидетель? Ладно, обвиняемый…»
Около двух часов дня 21 сентября 2015-го рейсовый МАЗ притормозил возле поворота к деревне Самуэлево (Минский район). Водитель не доехал до остановки, а высадил пассажиров, среди которых были дети, напротив деревенской улицы: ранее об этом его просили местные жители. Автобус только-только тронулся, как шофер заметил в зеркале заднего вида какое-то движение. Дальше все было как в лихорадке: распростертое тело девочки, красный кроссовер на обочине, истошные крики...
В минувшую пятницу водитель автобуса (он был привлечен ГАИ за высадку пассажиров в неположенном месте) выступал в суде Минского района в качестве свидетеля. Он признал, что высадил людей — среди них были дети и взрослые — не на остановке. По его словам, пассажиры направились к задней части автобуса. Сам момент происшествия он не видел.
Катю Иванову сбил встречный (для автобуса) Honda CR-V. На момент ДТП девочке было 9 лет. Ей удалили правую почку, произошел разрыв печени, было сильное внутреннее кровотечение. Диагностирован перелом основания черепа с серьезными нарушениями. Смещена грудная клетка, раздроблено бедро. Позже травмы признают тяжкими, что считается основанием для возбуждения уголовного дела. Только сделано это было лишь в начале декабря 2015-го, после первой нашей публикации, когда материалы забрал Следственный комитет.
Еще до заседания адвокат потерпевшей стороны объяснила позицию: «Во время следственного эксперимента было установлено, что водитель Honda ориентировочно за 11,8 секунды до происшествия имел техническую возможность видеть детей на обочине, и это следует рассматривать как момент возникновения опасности. Однако ДТП случилось, и, подчеркну, на асфальте не было обнаружено следов экстренного торможения».
Свидетелями происшествия оказались несколько человек. Один из них — водитель Volkswagen Crafter (судя по всему, это его автомобиль попал на фотографию, сделанную сразу после аварии). Мужчина в тот день ехал из Минска. Все случилось на расстоянии 250—300 метров от него.
Послушаем, что очевидец сказал на заседании:
— Автобус МАЗ двигался впереди. Возле деревни Самуэлево включил правый поворот и остановился. Вышли дети и один взрослый [в этот момент у него уточнили, точно ли один? Свидетель подтвердил. — Прим. Onliner.by]. Пропустили попутные машины и стали перебегать.
— Сколько детей? — спросила гособвинитель.
— Двое точно дернулись. Одна вперед подалась, а вторая — назад… Девочке чуть-чуть оставалось, она бы точно дошла. Она в какой-то момент повернулась к приближавшемуся автомобилю, замедлилась и…
— Тормозил ли данный автомобиль?
— Уходил от удара точно. Половина его была на гравийке. Видел, что он песок поднял. Но черных следов на асфальте не было.
Важный вопрос задала адвокат потерпевшей стороны. Она спросила, как водитель Volkswagen понял, что на обочине находятся дети. Принципиальный момент — можно ли было распознать на таком расстоянии людей и определить их принадлежность к возрастной группе. Ведь если возле проезжей части находятся дети, всегда надо быть внимательнее. Так?
— Как это не заметить? — даже удивился мужчина. — На них была разноцветная одежда, рюкзаки…
У него также поинтересовались, что он сам бы делал в такой ситуации, если бы автобус уехал, а дети находились возле дороги. Очевидец высказался в таком духе, мол, водитель должен все предугадывать и как-то реагировать.
Затем настал черед обвиняемого. Перед судом предстал пожилой, но подтянутый мужчина. Он неплохо выглядит для своих 66 лет. Деревенская молва сделала из него совсем уже злодея. Какой-то пьяный парень (как утверждал сам обвиняемый) пристал к мужчине, мол, это ж ты раньше совершил аварию и уехал. Ничего подобного не было! Нарушения ПДД за большой водительский стаж (права категории B у него с 1987 года) — единичные. Хотя ранее он уже был судим за взятку.
Гособвинитель сразу решила уточнить информацию о состоянии здоровья обвиняемого. Оказалось, тот проходил водительскую медкомиссию в феврале 2015-го, был допущен к управлению автомобилем. Справку ему выдают лишь на год в связи с возрастом. На Honda CR-V, который принадлежит обвиняемому, в ноябре 2014-го был пройден техосмотр. «Я мало езжу, автомобиль исправен», — ответил он на вопрос, были ли проблемы с машиной.
— Что произошло 21 сентября? — спросила прокурор.
— Днем выехали из деревни, где находится дача. Направлялись с женой в Минск, чтобы получить пенсию и решить хозяйственные вопросы. Чувствовал себя хорошо. Ничего не отвлекало — музыку не приветствую и в машине не включаю. Только выехали на трассу и набрали скорость, как и произошло ДТП. Может, минуты две прошло.
— С какой скоростью двигались?
— Где-то в районе 80—85 км/ч. Но не больше 90. Хотя даже если бы ехал 98, то вы же знаете, ничего бы не было.
Обвиняемый высказал распространенное заблуждение. Он явно имел в виду, что превышение до 10 км/ч не считается нарушением. Но это не так. Не нужно путать с тем, что за такое превышение не предусмотрено административной ответственности. В уголовном процессе подобное обстоятельство обязательно будет учтено.
Водитель Honda подтвердил, что видел автобус примерно за 250—300 метров. По мере приближения понял: тот находится не возле остановки, а около поворота к деревне. Также он смог распознать его как рейсовый.
— На полиграфе готов подтвердить, что никакого движения ни спереди, ни сзади, ни сбоку не было, — уверял мужчина. — Две встречные машины ехали ровно и спокойно. Они ничего не показывали.
— Вы имеете в виду, что они должны были вам просигнализировать? — уточнила гособвинитель.
— Нет. Но если бы видели, что заваривается какая-то каша… Они могли вильнуть, затормозить, моргнуть детям.
— А когда вы увидели девочку?
— Точно сказать не могу… Все-таки находился в движении. Мне показалось, что за метров семь. Может, шесть, может, восемь… Четко, как стремительно передвигающееся препятствие [во время заседания он не раз называл девочку именно так, словно обезличивая. — Прим. Onliner.by].
Во время процесса создалось ощущение, что водитель Honda словно стремится уйти от ответа на конкретные вопросы. Его позиция была оборонительной. Так, прокурор спросила, когда он решил сбросить скорость, увидев людей. И услышала вот такие рассуждения:
— Очень понимаю ваш вопрос. При моей безопасной скорости, при движущемся транспорте… За полторы секунды как увидел… Как за одну секунду можно что-то сделать? О каком анализе речь? Главное, ты ничего не ждешь. Даже предположить в кошмарном сне не можешь.
— То есть вы не притормаживали? — гособвинитель не теряла надежды получить четкий ответ.
— Понимаете, все длилось одну секунду…
— Постойте. Допустим, за 15 метров вы видите людей, но не притормаживаете. Так?
— За 15 метров… Скорее всего, до автобуса… Короче говоря…
Этот странный диалог продолжался еще некоторое время. Но в итоге настойчивому прокурору все же удалось получить хоть какой-то ответ: «Притормаживал настолько, чтобы повернуть руль. Первое — хотел максимально уйти от препятствия. Чтобы была возможность предпринять маневр».
— А где увидели девочку? — продолжала допрос гособвинитель.
— Строго перед собой. Это доли секунды.
— То есть она бежала в сторону, куда вы поворачивали?
— Мы шли навстречу друг другу.
Отдельно выяснялось, что водитель Honda делал после наезда. Жители деревни утверждали, якобы он даже не подходил к ребенку. Но это опровергают очевидцы. Например, шофер автобуса сказал, что обвиняемый сразу же подбежал к девочке.
Тем не менее достоверно установлено, что экстренные службы ни с его телефона, ни с мобильника жены в то время не вызывались. Как оказалось, в скорую и ГАИ позвонили очевидцы. Сам обвиняемый по этому поводу пояснил, что его супруга «как адекватный человек» кому-то сказала сделать звонки.
— Как давно вы читали ПДД? — задала несколько неожиданный вопрос прокурор.
— Я их соблюдаю, — водитель Honda в очередной раз стал уходить от ответа.
— Не о том вопрос. Как давно?
— Затрудняюсь.
— Ведь изменения туда вносятся постоянно, и их нужно знать…
— Я пенсионер, мне 66 лет. Но сын работает таксистом. Он рассказывает.
— А вы эту информацию проверяете?
— Я сыну верю.
Самый главный вопрос гособвинитель также адресовала обвиняемому:
— Почему, на ваш взгляд, произошло ДТП?
Далее последовал пространный ответ:
— Значит так. Я главный контактный… Как назвать? Свидетель? Ладно, обвиняемый… Но этот ребенок, который находился в школе и должен был попасть домой… Все, включая потерпевшую… Я насчитал пять инстанций! Школа, которая вроде как учила основам безопасности и которая должна обеспечить сопровождение… Сельчане… Тоже непонятки полные. Само бедное дитя, которое непонятно чего… Хотя и правила изучало. И водитель автобуса, у которого расписаны остановки. Он тоже мог выйти, поднять руку. Что ему эти три секунды… И родители, которые почему-то не встретили. Все нарушили мыслимое и немыслимое. Но они все непричастные, и им хорошо. А я оказался не в том месте и не в ту секунду. И еще на мне есть «хороший» штамп: судим. Никто не хотел разбираться…
— То есть виноваты все, кроме вас?
— Я сам себя контактным водителем назвал. Но мог бы попасть любой из миллиона, и произошло бы то же самое.
Мать девочки в этот момент тихо расплакалась. Было видно, что она заново переживает те страшные моменты. После аварии ее не пускали к дочери. А потом была скорая, больница, хоспис… В декабре 2015-го мы застали женщину в состоянии отчаяния: дочь умирала… Затем произошло чудо. После выхода статьи десятки читателей Onliner.by решили помочь семье, привозили дорогие лекарства, помогали купить все необходимое и девочка пошла на поправку!
— А что предприняли вы? — задала вопрос обвиняемому адвокат потерпевшей стороны. — Вообще, предпринимали ли какие-нибудь действия для помощи семье?
— Так. Три штриха, — водитель Honda опять начал ответ издалека. — Уезжая с места ДТП, их муж-папа [на самом деле отчим Кати. — Прим. Onliner.by] не обсуждал ничего. Мы оставили телефон для связи. Смысл, что контакт был. Вскоре мать перезвонила: сказала, что едут в церковь ставить свечки, а денег нет. Мы до пенсии не доехали, но 500 тысяч рублей было. Пусть заправятся. Отдали. Дальше на связь я и жена не выходили. Потом был следственный эксперимент. Мать девочки задала вопрос: когда будет суд? На следующем эксперименте она уже критически оценивала машину и кому-то докладывала: она вся разбитая и ценности не представляет. А самый первый штрих — какой-то нетрезвый молодой человек стал подступаться ко мне. Мол, месяц или два назад я сбил кого-то. Стоило большого труда переубедить его. До мордобоя дело не дошло… Я понял: если меня хотят тут растерзать… Меня уже осудили, разобрали. От этого не прибавилось желания идти на контакт. Хотя о состоянии ребенка знали каждый день и каждую неделю… Знакомые есть. Из-за этих трех штрихов от контакта воздержался.
— Так все-таки почему не помогали?
— Насторожился, когда сделали преступником.
В этот момент взял слово судья:
— А что вас смущает? Для матери вы будете виновны, даже если суд оправдает вас.
— Согласен.
— А вы насторожились… Понятна ваша позиция.
Тогда адвокат потерпевших предложила возместить ущерб сейчас.
— Что за вопрос ставится? — обвиняемый будто не понял, о чем речь.
Прокурор терпеливо объяснила.
— Через четыре дня будет пенсия. Можем с женой оставить одну на двоих. А остальное отдать, — сориентировался водитель Honda.
После этого высказалась мать пострадавшей девочки. Женщина говорила эмоционально, было заметно, что ее захлестнула обида:
— Как я могла кому-то вообще звонить на следственном эксперименте? Я была там от силы четверть часа. Мой ребенок находился в коме. Мне нужно было давать дорогое лекарство 120-м шприцем… Но вы же не интересовались, ни разу даже не позвонили.
— За что извиняться? — искренне недоумевал обвиняемый.
— Просто это можно было сделать сейчас…
Большая часть заседания была посвящена обсуждению следственного эксперимента. Обвиняемый вдруг проявил неожиданную осведомленность, как нужно было его проводить и что не было сделано. Его защитник попросила провести еще один эксперимент. Гособвинитель и адвокат потерпевшей стороны выступили против: «Было время заявить об этом еще во время следствия». Данное ходатайство судом было отклонено.
В настоящий момент в процессе объявлен перерыв: на заседание не пришел еще один свидетель, который может рассказать важные детали произошедшего. Кроме того, участников суда ожидают прения и последнее слово. Пока же мы покидали заседание с противоречивыми чувствами: в ушах звенели слова водителя «За что извиняться?», а перед глазами возникала картина — ребенок, который, превозмогая боль, заново пытается ходить и говорить.
Ранее опубликовано по теме:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
