Бывший начальник ГАИ, задержанный на акции, рассказал об аресте, сутках в карцере и о том, к чему все это может привести

20 января 2021 в 9:05
Автор: Андрей Гомыляев. Фото: Максим Тарналицкий

Бывший начальник ГАИ, задержанный на акции, рассказал об аресте, сутках в карцере и о том, к чему все это может привести

Автор: Андрей Гомыляев. Фото: Максим Тарналицкий

Подробных описаний жестокости задержания и содержания в карцере СИЗО на Окрестина в этом материале вы не встретите. «Это моя частная история, история ареста гражданина Масловского, — говорит полковник милиции в отставке Сергей Викторович, еще 15 лет назад работавший начальником ГАИ Минской области. — Да, есть факты, зафиксированные в моих заявлениях: избиения, пытки, унижения, необоснованный повторный срок, „особое отношение“ к бывшему сотруднику. Но я пришел не жаловаться, а напомнить, как должно быть (и было, когда я работал в органах)». А еще важно знать, что, по мнению экс-руководителя силовой структуры, произойдет, если ничего не менять и оставить как есть.

Как экс-начальник ГАИ оказался на марше

«Отец — человек, для которого справедливость никогда не была просто словом, говорила Ольга, дочь Сергея, вскоре после того, как узнала, что после отбытия первых 15 суток ареста ее папу отправили на „второй круг“. — За много лет службы у него накопилось немало наград, в том числе за подписями экс-министра внутренних дел Караева и президента Лукашенко. Но в один момент все это стало неважным, в первую очередь для нового поколения его коллег. А сам отец в годы службы руководствовался принципами приказа „О вежливом и внимательном отношении сотрудников ОВД и военнослужащих ВВ к гражданам“ (2005 года). Когда смотришь на происходящее сейчас, на действия силовиков на улицах, документ с таким названием кажется из другой реальности. В 2008 году отец ушел со службы по состоянию здоровья. Но и после выхода в отставку он не может игнорировать нарушения закона».

Сергей Викторович еще в разгар избирательной кампании, в июле, направил в разные структуры письма с предложением наладить диалог между властями и конструктивной оппозицией, организовать круглый стол. Говорит, послал письмо и на тот момент министру внутренних дел Караеву, с которым вместе учился в Саратовском высшем военном командном училище. Очевидно, предполагал обострение ситуации в стране. Но получил в качестве ответа фразы в стиле «ваши предложения неактуальны». Одним словом, 11 октября он оказался в месте проведения «Марша гордости» неслучайно. По словам Ольги, ее отец вышел из двора и сразу попал в толпу, убегающую от людей в черном по пр. Машерова. Он и еще несколько человек оказались прижаты к металлическому забору. В итоге задержали.

«Особое отношение» глазами задержанного

Сергей Викторович намеренно опускает подробности своего ареста и громкие эпитеты. В своем заявлении для Следственного комитета он выделяет несколько моментов:

— У меня с собой было удостоверение, прежнее место работы я не скрывал. Предполагал, документ поможет понять: я не провоцирую, не создаю конфликт. Но сработало наоборот. Сотрудники незамедлительно отметили, что мне необходимо «особое отношение» в связи с моими якобы неправильными политическими убеждениями. Неизвестные личности в масках не раз били, перевозили в автозаке на коленях, называли животным. На территории РУВД задержанных держали на улице, они стояли у забора в дождь. В протоколе я обнаружил фактические ошибки, был неверно указан адрес. Сказали, суд разберется. Позже меня поместили в ИВС, хотя я совершил правонарушение — административный арест отбывают в ЦИП, в изоляторе содержатся подозреваемые по уголовным делам.

— Уже оказавшись в ИВС, я поставил в известность врача, что у меня проблемы со здоровьем, а условия содержания являются ненадлежащими. Почти все время нахождения в изоляторе меня удерживали в карцере №7: небольшом помещении с бетонными стенами и полом, без вентиляции. Мне не откидывали нары, закрепленные на стене, поэтому я вынужден был постоянно спать на бетонном полу. Также мне не выдавали постельные принадлежности. Там было постоянно душно — настолько, что уже на следующий день после суда у меня повысилось давление. Но в другую камеру не перевели — как мне поясняли, это особое распоряжение начальника ИВС.

— Днем позже мне стало плохо: условия содержания привели к гипертоническому кризу, появились признаки инсульта. Врачу пришлось вызвать скорую помощь. Прибывший медработник настоял на госпитализации. В больницу меня везли под конвоем. На следующий день приехал начальник ИВС, чтобы меня вернуть. Но врачам все же удалось оставить меня под наблюдением еще на два дня. Все это время я был под конвоем, мне запрещали общение с другими пациентами, не разрешали передачи и общение с семьей. Жене объяснили, мол, все из-за сложной эпидемиологической ситуации.

— Через два дня меня с плохими анализами выписали и направили обратно в ИВС. Несмотря на все проблемы со здоровьем, меня вновь поместили в тот же душный карцер. Специально созданные пыточные условия для задержанных в связи с политическими убеждениями могут подтвердить мои сокамерники.

— 26 октября, в день, когда должен был закончиться срок ареста, меня вывели из камеры и повели в ЦИП, откуда вывезли в Советское РУВД якобы для беседы с участковым. Там я находился в небольшом душном помещении для задержанных. Составили протокол за неповиновение, хотя я все время был в наручниках. В документе же указали, что я оказался в другом конце города через 10 минут после якобы освобождения. После этого меня вновь перевезли в ИВС и поместили в камеру №6. Насколько мне известно, карцер (камера №7) был занят человеком с COVID-19.

— На следующий день состоялось судебное заседание, где мне снова вынесли административный арест — на сей раз по обвинению в «неповиновении». Предполагаю, меня вновь не поместили в карцер только из-за того, что моя дочь выступила в независимых СМИ. Перевели в камеру в ЦИП, где на четыре спальных места приходилось восемь человек. В день освобождения, когда я выходил из камеры, меня спросили: «Ну что, намучились?» Потом сказали: «Наверное, с вас хватит».

Сергей Викторович направил заявление в УСК по Минску с просьбой провести проверку по вышеуказанным фактам и — по ее результатам — возбудить уголовное дело по ст. 128 УК РБ, признать его потерпевшим. Ответ: обращение рассмотрено, в нем не содержится оснований для проведения проверки.

Следует отметить, что мужчина направил заявление, а получил ответ на обращение. По заявлению принимают одно из четырех решений: о возбуждении дела, об отказе, о передаче по компетенции, о прекращении проверки. Этого требует ст. 174 УПК РБ. В итоге были составлены жалобы в Центральный аппарат Следственного комитета и прокуратуру столицы.

Как должно быть

Сергей Викторович — тот человек, который знает о ситуации в ИВС и ЦИП с обеих сторон. Осенью он оказался там в качестве арестованного, а более десяти лет назад приезжал на Окрестина в качестве проверяющего офицера.

— Вся работа изоляторов и центров изоляции строго регламентирована нормативными документами. В ГУВД каждые сутки формируется дежурное подразделение, назначаются ответственные по району и отдельно по городу. Прямая аналогия — наряд в армии, в который, если помните, заступают не только солдаты, но и офицеры. Ответственный по ГУВД доводит обстановку, ставит задачи, инструктирует следственно-оперативную группу, а также проверяет низовые подразделения. Например, я во время работы в ОВД выезжал в Борисов с предписанием. В нем указывался перечень вопросов, которые я должен был изучить. Один из вопросов — осуществление контроля за исполнением наказаний. Проверяющий обязан прибыть в ИВС, обойти камеры, поговорить с содержащимися там людьми насчет оснований задержания и условий.

— Выглядело это так. Я заходил с конвоирами в камеры. Находящиеся под стражей люди называли фамилии, имена, причину задержания, озвучивали жалобы. Для чего это делалось? Чтобы не допустить болезни и гибели людей в ИВС — это считалось чрезвычайным происшествием. Нельзя отвергать и существование людей, подверженных суицидам, — такие случаи тоже были. Надо сказать, практика проверок действовала и на сотрудников изолятора. Во время моей работы, безусловно, находили нарушения (болезни, холод в камере, недостаточный уровень гигиены, нехватка медикаментов), ответственных подвергали дисциплинарным взысканиям.

— За время моего ареста я ни разу не видел дежурного офицера по ГУВД, даже не слышал, чтобы он проходил мимо. Столкнулся с какими-то непонятными правилами — в стиле стояния у забора, передвижения бегом, приседаний.

— Я прихожу к выводу, что их придумывают руководители на местах. Это схоже с ритуалистикой дедовщины. Подобные факты не раз всплывали в СМИ. Что мешает дежурному приехать и посмотреть, оценить ситуацию на соответствие нормам закона? Получается, сейчас это никому не нужно?

— Отсутствие какого бы то ни было ведомственного контроля подтвердили и другие задержанные. Одни (из Советского РУВД) до составления протокола находились лицом к забору с поднятыми руками на улице под дождем, в то время как сотрудники ОВД стояли на крыльце под навесом. Это происходило при мне и сильно меня поразило — даже больше, чем мелкие удары. При этом другие задержанные (из Ленинского РУВД) рассказывали, что ждали в помещении, в классе спецподготовки. Это говорит о том, что решения принимаются не исходя из норм, а по своему усмотрению. Нельзя трактовать закон, он должен быть единым.

Главный посыл — «к чему все это приведет»

Полковник милиции в отставке пришел на встречу с журналистами в первую очередь для того, чтобы поделиться своими мыслями и прогнозами насчет продолжения происходящего в Минске и стране в целом:

— Человек, идущий на марш, точно осознает, что совершает правонарушение исходя из действующего КоАП. Люди знают, какое наказание им грозит, сочетание чисел «23.34» приобрело символическое значение. А вот те сотрудники, которые при задержании применяют несоизмеримую с нарушением физическую силу и составляют протокол на тех, кто не нарушал, не осознают правовых последствий. Когда все пущено на самотек, нет ведомственного контроля, будет глубоким заблуждением считать, что начальники РУВД или изоляторов станут выполнять свои обязанности в соответствии с законом и не выдумают собственные правила.

— В свое время была разработана методика оценки работы милиции на основе мнения людей. Создавались мониторинговые группы, которые выезжали в низовые подразделения и опрашивали граждан. Эти оценки озвучивали на итоговом смотре-конкурсе подразделений. Сложно представить, какой сейчас уровень общественного доверия к правоохранительным органам.

— Очевидно, если ничего не менять, уровень доверия будет опускаться. Я предвидел подобный сценарий еще во время избирательной кампании. Описал его в двух письмах и направил в МВД. Мое убеждение: руководитель, который признает ошибки своего ведомства и не боится о них говорить для упреждения повторения, является уважаемым человеком. Те же, кто скрывает, никогда не получат поддержки людей. Такой посыл был в этих письмах. В ответах меня поблагодарили за активную гражданскую позицию, но налаживание диалога в той форме, которую я предлагал, посчитали нецелесообразной. Что случилось позже, всем известно.

— За жесткие меры на тот момент министр внутренних дел Караев попросил прощения. Но извинения это одно, а ответственность — совершенно другое. Когда появилось видео из зала Фрунзенского РУВД, в котором звучали слова «облизывай палку», «почки две, а жизнь одна», со стороны ведомства заявили, что сотрудники обращались с задержанными «не очень хорошо». Считаю, это корпоративная защита. Во время моей службы, как кажется, тут же выехало бы управление собственной безопасности.

— К чему это все может привести? К оттоку кадров. Милиция будет терять достойных сотрудников. Без доверия в обществе меньше молодых людей будет готово поступать на службу в МВД. Родители не захотят отдавать детей на обучение в вузы, выпускающие спецов силовых ведомств. Может образоваться пропасть: опытные ушли, а новых не подготовили или подготовили не в том объеме. Сотрудника ОМОНа, обладающего спортивными и бойцовыми навыками, проще заменить, чем работника угрозыска, оперативника, следователя или даже участкового.

— Прогнозирую дальнейший отток квалифицированных кадров, которые занимаются оперативно-следственной работой, непоступление новых. Нагрузка (например, по работе с документами) ляжет на тех, кто останется. Работа станет более сложной, выматывающей, отчего люди также не захотят продлевать контракты. В то же время работы может стать больше. Особенно если на госпредприятиях не прекратят бездумно увольнять работников за взгляды. При экономических проблемах, нарастающих на фоне падения производительности труда из-за депрессии, санкций и изоляции на международном рынке товаров, уволенные люди будут озабочены выживанием. Какова вероятность, что никто из них не решится на кражу ради того, чтобы прокормить семью?

— Нагрузка на ОВД при таком сценарии увеличится значительно. За валом материалов вымотанные сотрудники будут меньше уделять внимания нюансам каждого дела, ошибок станет еще больше. Вырастет и недоверие общества к милиции, если неправомерные решения будут множиться, а криминогенная обстановка — ухудшаться.

— Ситуация с ОВД вполне может развиться именно по такому сценарию уже в 2021 году, если сами руководители ведомства не дадут правовую оценку произошедшему в поствыборный период. Да, 26 августа Генпрокуратура сообщила о создании межведомственной комиссии по проверке заявлений граждан о применении к ним физической силы и специальных средств во время массовых мероприятий. Но где результаты ее работы, хотя бы промежуточные итоги?

Напомним, на официальный запрос редакции Onliner о работе комиссии нам ответили следующее: МВД — «не уполномочено комментировать результаты деятельности межведомственной комиссии», СК — «вопросы организации ее работы не входят в компетенцию Следственного комитета», Генпрокуратура — «запрошенная Вами иная информация является внутренней перепиской».

Мы направили в ГУВД Мингорисполкома запрос на получение информации о фактах, по мнению Сергея Викторовича, являющихся нарушениями условий содержания. Опубликуем ответ, как только получим.

Читайте также:

Auto.Onliner в Telegram: обстановка на дорогах и только самые важные новости

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by