Память об аварии, произошедшей год назад, до сих пор не дает Нине Ивановне говорить о том вечере без слез. Ее 37-летнюю дочь и двух внуков, которые шли в гости к бабушке, сбил водитель Renault Megane. Конечно же, следователи выяснили обстоятельства, приведшие к трагедии, суд определил виновного, однако семья все равно видит истинную причину случившегося далеко не в действиях автомобилиста. Более того, они обращались к суду с просьбой смягчить наказание осужденному. Ведь, по их мнению, виновным в случившемся можно назвать только сам переход. С того самого трагического вечера ни один из членов семьи не пересекал по нему трассу.
Хутор Токари, в котором стоит простой деревянный домик Нины Ивановны, находится в 13 километрах от Бобруйска. Чем ближе зима, тем меньше в нем постоянных обитателей. В дачный сезон вечерами в каждом доме Токарей горит свет, а зимой — лишь в трех-четырех. Женщина приехала сюда 14 лет назад из российского Нижнего Новгорода. «Старшая дочь вышла замуж за бобруйчанина и перевезла меня поближе к себе, — говорит женщина с ярко выраженным акцентом, выделяя „о“ в каждом случае. — Сама она поселилась в городе, а мне купили дом здесь». Тогда, в 2003 году, жизнь в Токарях была поспокойнее. Возможно, семья и выбирала уголок для бабушки с точки зрения удобства: и около города, и лес недалеко, и ехать по прямой минут 15 от Бобруйска по трассе Минск — Гомель. Тогда дорога была двухполосной (по одному ряду в каждом направлении), с ограничением в 90 км/ч, ну и машин, очевидно, ездило поменьше.
А потом началась стройка республиканских масштабов. Трассу расширили — теперь уже не перебежишь, как раньше. «Вроде бы все стало цивильно: ровная дорога, забор, переход с яркой „зеброй“, — рассуждает женщина. — Но с этими благами пришел и страх — люди стали бояться переходить. А в придачу пару лет назад на межобластной трассе разрешили разгоняться до 120 км/ч. Да, перед переходом стоит знак „90“. Но когда знак спасал от аварий? В колхоз, на кладбище, в лес по грибы — все время надо идти через трассу. Раньше любила по лесу прогуляться, но больше не хожу — потому что страшно. Построили бы нам какой мост — поднимались бы без боязни. Опасно было и до того дня, когда Оля с детьми попала под машину, теперь же просто невыносимо. В ноябре будет год, как дочки не стало. С того вечера туда ни ногой». Женщина закрывает лицо руками не в силах больше говорить без слез.
Сегодня в дом бабушки Нины приехал и 16-летний внук. Алексей неразговорчив, отвечает немногословно, хотя уверен: о его беде должны знать, с нынешней ситуацией надо что-то делать. Сейчас он и его сестра Катя живут в квартире отца, с его новой семьей. В Бобруйске брата и сестру ждет их собственная квартира, но пока они не достигли совершеннолетия, она пустует. Сегодня Леша приехал к Нине Ивановне сразу после занятий в колледже, но на редакционной машине, а не на автобусе, как было еще год назад. После трагедии он по наставлению родственников перестал пользоваться общественным транспортом, чтобы добираться до бабушки. Все потому, что остановка стоит по другую сторону дороги от хутора.
Алексей вместе с матерью и сестрой приезжал в Токари на каждые выходные: помочь, да и просто отдохнуть от города. Если ехали поздно вечером, брали с собой фонарики (документально не подтверждено) — хотя бы чтобы не вступить в лужу на грунтовой дороге, ведущей к домику. Пятое октября прошлого года не стало исключением. Вроде бы стандартный путь, в руках фонарик, на одежде фликер. Первые две полосы прошли как ни в чем не бывало. Затем островок безопасности. «Помню, что все посмотрели направо, — короткими предложениями говорит Леша. — Машин вблизи не видели. На достаточном удалении были видны фары грузовика. Это позже я узнал, что легковушка ехала впереди и в темноте свет ее фар слился с оптикой фуры.
Мы все шагнули вперед. А дальше я ничего не помню. Вспышка в памяти — как в машину заталкивали. Потом я очнулся на больничной кровати. Врачи сказали, перелом ключицы, сотрясение мозга и ушибы. Сестра была там же, но ей было получше: ссадины да ушибы. А мамы рядом не было. Мы спрашивали, где она, что с ней. Но нам не говорили. Узнали только в день похорон».
С тех пор Алексей не перестал наведываться к бабушке, но всегда и только — на автомобиле. На автобусе нельзя: родственники запрещают, да и у самого нет желания идти через переход, минуя место семейной трагедии.
Лилия с мужем также живет в Бобруйске и прибыла на место ДТП одной из первых. Видно, что женщина была близка с сестрой и судьба племянников ей небезразлична. Она по собственному желанию приехала на встречу с журналистами, желая донести свои мысли насчет наших трасс. Ее рассказ неполон, но было бы неправильным требовать от нее описания аварии во всех подробностях. Заметно: она здесь не для того чтобы лишний раз педалировать нюансы происшествия, а с целью высказать мнение о ситуации на дорогах — порой и в категоричной форме.
Женщина вспоминает: «От маминого дома шла племянница. Так получилось, что она уходила, а Оля с детьми подходила. Племянница и увидела последствия ДТП. Она позвонила в скорую, ГАИ и мне. Я тут же приехала. Бабушке мы сказали, что Оля опоздала на автобус и не сможет приехать. Водитель оказался очень простым человеком, искренне извинялся, высказывал соболезнования. Говорил, что не видел людей до последнего момента. Я ему верю. Считаю, на его месте мог оказаться любой автомобилист. И в именно его действиях не было ничего криминального, то есть его нельзя назвать грубым нарушителем, игнорирующим все правила. Подсветки перехода не было, только знаки и „зебра“ с желтыми и белыми полосами. Для водителя, едущего на скорости в 90 км/ч, этого недостаточно. Знаю, потому что сама там езжу часто. Даже милиционеры на месте происшествия говорили: ничего плохого про водителя сказать нельзя, дорога такая, темное время... Больше я никогда не ходила на тот переход и никогда не пойду. После случившегося, как у нас часто бывает, началась какая-то работа на переходе — видела издалека. Засуетились: что-то доделали, исправили. Но какой от этого прок, если предотвратить трагедию не смогли?»
31-летний минчанин за пару дней до аварии отпраздновал день рождения и решил съездить на выходные к родственникам жены, чтобы отметить праздник всем вместе. Супруга также ехала в Renault, как и двухмесячный ребенок пары. Водитель уверял, что не заметил пешеходов в темноте. После случившегося повел себя достойно: предлагал помощь, помогал оплатить лечение детей. Не раз разговаривал с Лилией по телефону, звонит и сейчас, спустя год.
На суде своей вины не отрицал, но подчеркивал: на его месте мог оказаться каждый. Минчанина признали виновным. Прокурор запрашивал 5 лет лишения свободы, семья погибшей Ольги просила не наказывать лишением свободы. Итог — 2,5 года колонии-поселения. Обвиняемый подал апелляцию. Удивительное дело, но потерпевшие поддержали его и также направили возражение в суд высшей инстанции. По словам Лилии, точка еще не поставлена, дело находится на рассмотрении в Верховном суде.
Сейчас переход выглядит так же, как и сотни аналогичных объектов по всей стране. Максимально разрешенную скорость в 120 км/ч понижают дублирующиеся знаки «90», тут же «Примыкание второстепенной дороги», «Приближение к нерегулируемому пешеходному переходу» и сам «Переход» в световозвращающем обрамлении. Над «зеброй» — мигающий желтым светофор. Перед ней — шумовые полосы. Разметка, пусть и потрепанная временем, говорит о повышенной опасности. Посреди трассы — островок безопасности, на разделительной полосе — тросовое ограждение. Можно ли назвать такие меры безопасности эффективными? Судя по одному факту смертельной аварии, случившейся в прошлом году, — лишь отчасти. И речь не о том, что кто-то нарушил, не предвидел или был невнимателен. Дело в том, что такие переходы сталкивают пешеходов и водителей, провоцируют неминуемые конфликты.
Да, в Европе на автобанах не существует переходов, выполненных в один уровень с проезжей частью. Да, на постройку над- или подземных переходов нужно много денег (на подсветку, правда, меньше). И конечно же, ГОСТы позволяют. Но как выходит? Пешеходы боятся, а водители рискуют, особенно в темное время суток. В 2015 году в ПДД изменили не только пункты, касающиеся автокресел и смены шин. Так, п. 166 ранее звучал следующим образом: «При подъезде к нерегулируемому пешеходному переходу водитель должен снизить скорость вплоть до остановки транспортного средства, чтобы уступить дорогу пешеходам». Теперь это сформулировано так: «При подъезде к нерегулируемому пешеходному переходу водитель должен двигаться со скоростью, которая позволит при необходимости уступить дорогу пешеходам». На первый взгляд, никакой разницы. Только на практике сейчас не важно, видит ли водитель пешехода или нет, он в каждом случае должен тормозить, потому как необходимость может возникнуть в любую секунду. Фактически это означает, что пешеход всегда прав и в случае конфликта уже не имеет значения, принимал водитель меры или нет.
Тем временем уже давно назревшее недовольство существующим положением со стороны и пешеходов, и водителей приобрело новое развитие. Люди готовы идти на прием к начальнику ГАИ с петицией об упразднении наземных пешеходных переходов на трассах. Отправной точкой требования стало ДТП на могилевской трассе, в котором погибла 8-летняя девочка. Подчеркнем, это случилось до наступления осеннего роста аварийности среди пешеходов. «Условия движения на загородных трассах каждый день создают потенциально конфликтные ситуации между пешеходами и водителями. Учитывая тот факт, что проезд по многим магистралям платный, для безопасности и удобства движения необходимо построить на них под- или надземные пешеходные переходы», — уверены около 13 тысяч подписавшихся (на момент публикации).
«Трагедия нашей семьи, живущей у трассы, — лишь одна из многих, — резюмируют собравшиеся в деревянном домике на хуторе Токари. — И самое страшное, что такие переходы, на которые боятся выходить люди, — по всей стране».
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by